Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Александрович Старинщиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шутка не вызвала смех. Ветер лохматил деревья, волны с шумом хлестали в берег, и каждому из нас наверняка хотелось вернуться назад.
Мы поднялись на борт и тут же разбрелись по судну как неприкаянные. Оператор с выключенной камерой тащился позади всех.
— Железа тут сколько, это да-а-а, — вздыхал он. — И никому это не надо.
— За мной следуйте! — позвал его Вялов издалека. — Обходим и снимаем. Потом спустимся в трюм.
— Сначала в трюм — у меня батареи могут сесть, — выдвинул свои условия милицейский оператор-криминалист.
— Согласен, в трюм.
Вялов приблизился к кормовой переборке и стал оглядывать ржавую поверхность. Я стоял позади, цепенея от увиденного: сварочные швы, разрезанные «болгаркой», еще не успели толком заржаветь.
— Действительно, швы здесь действительно имеются, — рассуждал Вялов, — но как здесь «болгарка» могла работать — ума не приложу…
Вялов отворил дверь и стал опускаться в трюм.
Трюм парохода оказался чист. Народ толпой ввалился в помещение и рассредоточился в мрачном стальном помещении.
— Что скажешь? — донимал меня Вялов, стоя вполоборота и насыщаясь сигаретным дымом. — Не был, говоришь, здесь ни разу? И я не был. Я даже не знал, что такие пароходы еще существуют.
Несколько любителей острых ощущений бродили в отдалении, двигаясь в сторону машинного отделения.
— Уходим! — решил Вялов. — Остров, может, еще раз осмотрим — и назад.
Однако остров мы уже осматривали, с привлечением собаки, и это ни к чему не привело. В двух местах мы наткнулись на рыбные останки, припорошенные песком, и на том всё. Милицейский аквалангист так и остался не у дел и не скрывал радости.
— Я что хотел у тебя спросить, — остановился рядом со мной Вялов. — Меня опять эта анонимка интересует — кому это надо было отрывать нас от дела? Прикинь, катер арендовали в речном порту, лишь бы группу сюда доставить — и всё напрасно, мартышкин труд. Для чего это надо было?
— Значит, кому-то надо сбить следствие с толку…
— Какое, боже ты мой, следствие — мы давно прекратили дело.
— Никогда не думал, что Люська свяжется с шизофреником.
— Почему нет?! Коттедж на троих, в лесу, никто не мешает. Значит, решила баба устроиться, пока не поздно. И не такое бывает на этой планете. Уходим…
Мы выбрались из парохода и вновь остановились.
Вялов молчал, глядя в набегающие волны и о чем-то мучительно думал. Людская цепочка тянулась к песчаной косе, в сторону «Метеора», а он всё молчал.
— Должен тебе сказать, что анонимка подтвердилась, — наконец произнес он, озираясь по сторонам. — Я же это сразу понял, как только увидел сварочные швы. Они хоть и успели заржаветь, но ржавчина свежая, золотисто-лимонная… Держится слабо — зато пачкает сильно.
На голове у меня дернулись волосы.
— Анонимщик верно рассказал, — продолжал спокойно рассуждать следователь.
— Может быть, не спорю, — произнес я в растерянности.
— Сделаем так, что будем об этом знать только ты да я, а там разберемся, потому что я тебе верил всегда и считаю, что преступник должен сидеть в тюрьме.
— Его давно нет.
— Так-то оно так, — напряг он лицо. — В живых его нет… Но что-то мы упустили — анонимка тому подтверждение. Селезенкой чую, ошибку где-то мы допустили с тобой.
Волна благодарности пробежала у меня по спине.
— Человек — изворотливая скотина. Иной, смотришь, провернул дело и вышел сухим из воды. И дом у него на Багамах, и бабки в сундуке — хочешь сундук бабок?! — Вялов рассмеялся. — А кто их не хочет, да?
Я стоял в растерянности.
— Не хочешь. И я не хочу, — продолжил Вялов. — На жизнь хватало бы — и достаточно. Короче говоря, долг я исполнил свой — перед законом, перед прочими некоторыми. Скажем так, анонимка — ничем не подтвержденная чушь, еще одна лопата дерьма на наши светлые головы. Но зато какая! Теперь я абсолютно ни в чем не уверен.
Он достал сигарету из пачки, долго чиркал на ветру зажигалкой и с трудом раскурил.
— До сих пор непонятно, для чего Паша стену сломал, — нежданно пришло мне на память. — Чтобы под забором скончаться? Или все же соседку решил прикончить?
Вялов замер с поднятой кверху сигаретой.
— Под забором, говоришь, скончаться? Интересно сказано. Знаешь, а ведь в этом, бесспорно, что-то есть. Помяни моё слово, Коля…
Глава 8
Люська тем временем жила с «придурком», и с каждым днем меня это все больше удивляло — жила с одним, любила другого, а теперь живет с третьим. О том, что она жила с Пашиным братом, у меня не было никаких сомнений, поскольку пара моих визитов к коттеджу в темное время суток устранила все сомнения. Двое голубков наглым образом бултыхались в кровати. По всему выходило, что Пашин наследник по имени Гоша полностью устраивал Люську. И сколько бы я ни таращился в бинокль, забравшись на макушку пушистого дерева, ничего плохого со стороны психбольного не заметил. И чем больше я видел в нем здорового, тем чаще вспоминал карамзинского доктора, впервые поставившего Гошке диагноз. Доктор однозначно тогда говорил: «Написано — значит, так оно и есть».
Короче говоря, для доктора было всё ясно. Как бы то ни было, увидев как-то Женю Петросяна, я решил направиться в ЗАГС. Просто, подумал, схожу и узнаю, кем до замужества была Марья Конькова.
Ждать я не привык, поэтому, прихватив с собой официальный запрос с фиолетовой печатью, явился в областной ЗАГС, а через минуту уже ждал, когда мне принесут из архива нужную книгу — просторная коробка конфет оказалась тому виной.
— Обычно-то мы исполняем в течение месяца, если штат укомплектован, — говорила сотрудница.
Возвращаясь из ЗАГСА, я удивлялся собственной наивности. Только такой дебил, как я, мог упустить из вида возможности архива. Не прошло и полчаса, как мне притащили из подвала книгу записей о регистрации брака.
— Вашего района книга. И год как раз тот, каким вы интересуетесь… Помочь вам разобраться? Открываете… И здесь вот глядите… — говорила женщина певучим голосом.
Идея ЗАГСА возникла сама собой, стоило Жене Петросяну попасть мне на глаза. До меня почему-то вдруг дошло, что женщины обычно выходят замуж и почти всегда меняют фамилии.
Автобус трясся по Волжскому косогору, спускаясь к мосту, но я не желал замечать асфальтовых наплывов. Матушка двоих близнецов в девичестве оказалась Пеньковой Марьей Петровной. Оставалось надеяться, что к прокурору района Пенькову В. П. это не имеет никакого отношения. Однако другая книга ЗАГСа развеяла мои надежды: оба новорожденных, явившиеся на свет в разное время, являлись единоутробными братом и
